Мнение научного сотрудника кафедры ЮНЕСКО Государственного университета управления, эксперта клуба «Валдай» Фархада Ибрагимова по вопросу возможностей использования Ираном и Китаем сценариев сотрудничества с ЕАЭС
Российский эксперт Алексей Фомин, в своем аналитическом материале информагентству «СA-IrNews», рассказал о том, как Китайская Народная Республика может заплатить на иранскую нефть.
Стратегия внешней политики Ирана последних лет была направлена на смягчение или полное снятие санкций, которые наложили на эту страну Соединенные Штаты Америки. Особенно процесс активизировался и стал более чем актуален после вспышки эпидемии короновирусной инфекции в Исламской Республике Иран.
«Боритесь с вирусом, а не с нами», таков был лейтмотив статьи главы МИД Исламской республики Иран Мохаммада Джавад Зарифа, которая была опубликована в конце марта 2020 года в издании «Ъ». Основной мыслью его слов была та, что столкнувшись с эпидемией COVID-2019, Иран нуждается международном сотрудничестве и взаимодействии, чтобы победить болезнь. Однако, введенные со стороны Соединенных Штатов ограничения, особенно в области финансов, создают для страны значительные трудности в борьбе с пандемией, поскольку «доступ к лекарствам и медицинскому оборудованию становится невозможным».
В 2015 году, в результате достижения договоренностей по Совместному всеобъемлющему плану действий (СВПД) или «Ядерной сделки» между Ираном и «шестеркой» (пять стран постоянных членов СБ ООН плюс Германия), санкционный режим ИРИ был значительной послаблен. В частности, это касалось нефтяного и финансового секторов (включая 385 предприятий, 77 самолетов и 227 судов (в их числе нефтяные танкеры). Кроме того, были разблокированы средства из замороженных в зарубежных банках активов, сняты запреты на закупку иранской нефти, на инвестиции в Иран и на поставку туда технологий для нефтяного сектора. Также в страну вернулся доступ к международной системе расчетов SWIFT, а западным партнерам ИРИ разрешили возобновить с ней финансовые контакты. Экономика страны вздохнула.
Однако, уже в мае 2018 года Штаты в одностороннем порядке выходят из ядерного договора с Ираном, а в ноябре на нефтяную и банковскую систему Исламской Республики Иран были наложены новые санкции. Вашингтон запретил экспорт иранской нефти, ведение бизнеса с иранскими нефтяными компаниями, а также связи с банками ИРИ.
Неудивительно, что в своих заявлениях, иранский дипломат делает упор именно на снятие в первую очередь нефтяных санкций, поскольку по его словам: «в условиях, когда экспорт нефти, являясь самым важным источником доходов Ирана, из-за американских санкций достиг самого низкого уровня, а нефтяные цены сильно снизились, финансовая мощь ИРИ в значительной степени ослабла».
Таким образом, сразу после объявления ограничений в 2018 году и по текущий момент перед Ираном стоят две задачи: продажа нефтяного топлива и получение за нее денег (каким-то образом). Но даже в вопросах экспорта нефти имеется один существенный нюанс, и это – страна-импортер.
Согласно данных ресурса World’s Top Exports, по состоянию на 2018 в перечне экспортных товаров ИРИ на первом месте было топливо и нефть. Эта категория составляла долю в 68.7% от всего экспорта страны, что в долларовом эквиваленте равнялось $66.4 млрд. Основной страной импортером иранской нефти является Китай, на который, согласно данных The Observatory of Economic Complexity в 2017 году приходилось 64% экспорта иранской нефти и нефтепродуктов.
После введения санкций в 2018 году, согласно данных Financial Tribune, экспорт Ирана в Поднебесную в 2019 году снизился на 36.3% по сравнению с предыдущим годом. В первую очередь это отразилось и на нефти, добыча которой в Иране практически сразу после введения санкций снизилась на 22.9%. В ноябре 2019 года КНР импортировал 547 твс. 758 тонн иранской нефти по сравнению с 3.07 млн. тонн в апреле того же года, говорит главное таможенной управление Китая. А по данным ресурса «Tanker Trackers», в 2019 году Иран экспортировал танкерами 12.8 млн баррелей нефти, 54% из которых приходилось на Поднебесную.
Таким образом, ранее выдвинутый тезис, можно изложить его следующим образом: перед Тегераном стоят две задачи: продать нефть в Китай и получить оттуда деньги.
Ну если с продажей (поставками) нефти еще как-то можно все уладить (кто же посмеет тронуть китайские танкеры?), то вот финансовая часть вопроса остается открытой. Имея богатый опыт торговли в условиях санкций, иранское руководство стало пользоваться как новыми, так и проверенными методами. Например, в 2019 году, Министерство нефти Ирана планировало ввести бартерную систему, которая позволит иранским и иностранным компаниям, инвесторам и подрядчикам осуществлять проекты в ИРИ в обмен на нефтяное топливо.
С другой стороны, иранские бизнесмены находят различные «серые» способы и схемы различной сложности для осуществление экспортно-импортных операций, а также денежных переводов, используя офисы, представительства и организации третьих стран. В общем, отчаянно ищут выходы из сложившегося положения.
В качестве одного из альтернативных решений финансовых затруднений Исламской Республики Иран, ряд экспертов называют возможное использование финансовых возможностей ЕАЭС, как сообщества, задуманного в качестве альтернативы экономическому порядку в мире с главенствующей ролью доллара.
Если посмотреть на этот аспект, то можно предположить, что Иран уже думал о нечто подобном и даже сделал первые шаги в этом направлении. В середине 2019 года руководство Коллегии Евразийской экономической комиссии (главный экономический орган ЕАЭС) провело ряд встреч с министром энергетики Исламской Республики Иран, сопредседателем Ирано-Армянской и Ирано-Российской совместных межправительственных комиссий по сотрудничеству, а также Чрезвычайным и Полномочным Посолом Исламской Республики Иран в Российской Федерации. Результатом всех этих мероприятий стали договоренности об открытии представительства Торгово-промышленной палаты Ирана в Москве, меморандум о готовности Делового совета ЕАЭС сотрудничать с бизнес-сообществом Ирана, ну и конечно же Временное соглашение об образовании зоны свободной торговли между Евразийским экономическим союзом (ЕАЭС) и Ираном, которое начало действовать с 27 октября 2019 года.
В рамках соглашения о свободной торговле с ЕАЭС Иран получил либо полную отмену пошлин, либо их значительное сокращение для экспорта по 502 своим товарам, ну и рынок с потенциалом в более чем $4 трлн. Ко всему прочему подобный шаг упростил иранской стороне доступ к такому китайскому проекту как «Один пояс один путь» (соглашение по данному проекту между ИРИ и КНР в 2019 году было на подходе). Т.е. на экономической карте мира появляется новое экономическое пространство в котором США уже не будет играть особой роли.
Так что же финансы?
Основным финансовым инструментом ЕАЭС является ЕАБР (Евразийский банк развития). Банк имеет статус международной организации и является субъектом международного права. В перечне приоритетных направлений деятельности банка находится и нефтяная промышленность. В основной фокус работы Банка входит финансировании таких типов проектов, как торговые операции между контрагентами стран – членов Банка. Таким образом, чисто гипотетически, чтобы получить решение вопроса финансирования нефтяной торговли, Иран и Китай должны стать членами ЕАБР. В этом случае, санкции США практически теряют как минимум половину своей силы и большую часть смысла.
Редакция обратилась к нескольким экспертам, которые прокомментировали проблему взаиморасчетов между КНР и ИРИ за закупленные в Иране нефтепродукты, а также возможность использования финансовых инструментов ЕАЭС для решения данной проблемы.
По мнению Адиля Каукенова, востоковеда и директора Центра китайских исследований, Казахстан: «проблемы во взаиморасчетах стоят у Ирана со всеми партнерами и с Китаем в частности, практически перманентно. Проблема как технического характера, ведь иранские компании отключены от системы международных банковских переводов, так и тем, что намного более важно для китайских компаний – попасть в санкционный список США. Надо заметить, что американский рынок для Китайской Народной Республики является самым важным, поэтому серьезные китайские компании не готовы рисковать на иранском рынке. Однако, что касается иранских нефтепродуктов ситуация намного сложнее. С одной стороны, Пекин нуждается в энергоносителях, с другой, Тегеран важный партнер на Ближнем Востоке который необходимо поддерживать. Иран тоже очень нуждается в своем крупнейшем покупателе и геополитическом партнере. С давлением со стороны Соединенных Штатов, обе эти страны сталкиваются не раз, поэтому обычно без особых проблем находят «серые схемы» взаиморасчетов. Но естественно подобные схемы намного уступают по объемам «белой торговле», что прежде всего бьет по иранской стороне, нуждающейся в притоке валюты в страну».
По поводу возможности использования для взаиморасчетов между ИРИ и КНР финансовых инструментов ЕАЭС. Например, Евразийского банка развития Адиль Каукенов отметил, что «это крайне маловероятно. Сама Россия весьма осторожно относится к сотрудничеству с Ираном, несмотря на успешную кооперацию в Сирии. К примеру, сейчас в Иране бушует коронавирус, однако российская помощь ушла не в Иран, а в страну НАТО Италию. Тогда как другие участники ЕАЭС будут категорически против любых операций которые могут втянуть их в противоборство с США. Плюс, у Китая, Ирана и ЕАЭС даже близко нет подобного опыта сотрудничества».
Альтернативное мнение прозвучало от научного сотрудника кафедры ЮНЕСКО Государственного университета управления, эксперта клуба «Валдай» Фархада Ибрагимова. Он отметил, что «Китай давно искал выходы для налаживания нормальных торговых взаимоотношений с Ираном, учитывая все риски, которые могут последовать, в связи с американскими санкциями против Ирана. Если европейцы только в 2018 году решили создать механизм, под названием INSTEX, который бы способствовал ведению торговых отношений с Исламской республикой в обход американских санкций, то китайцы над этим думали еще в 2012-2013 гг., когда те же самые европейцы присоединились к Вашингтону в давлении на Тегеран.
Китайцы на сегодняшний день продолжают покупать нефть у Ирана напрямую, посредством танкеров «Bank of Kunlun», который в свою очередь принадлежит Китайской национальной нефтегазовой корпорации (CNPC). По сути, эти танкеры являются связывающими звеньями между Пекином и Тегераном по нефтяному вопросу. При этом, CNPC в открытую не ведет торговли с ИРИ, «под удар» он поставил «Bank of Kunlun», против которого американцы уже ввели санкции еще в 2012 году. Однако в Пекине всерьез задумываются над разработкой механизма, способствующим абсолютно легально обходить американские санкции, при этом чтобы не пострадало китайско-американское сотрудничество, которое переживает не самые лучшие времена, и в то же время не в ущерб национальным интересам самой КНР.
В этой связи всерьез можно рассмотреть и экономические инструменты Евразийского союза. Дело в том, что Иран давно проявляет интерес к этой структуре, полагая, что вступая в нее, ему будет легче вести диалог с партнерами, прежде всего с Китаем, на который он с экономической точки зрения рассчитывает прежде всего. При этом в самом Иране рассматривают два сценария сотрудничества с ЕАЭС: первое – на правах ассоциированного члена этой организации, а второе – полноправное членство. Однако, взвешивая все «за» и «против», в Тегеране скрупулезно оценивают дальнейшие сложности, которые могут возникнуть, в случае если будет использован один из сценариев».
Таким образом, мнения экспертного сообщества по вопросу возможностей использования Ираном и Китаем возможностей ЕАЭС носят вариативный характер. Остается только наблюдать за тем куда качнется экономический маятник после того как вся история с COVID-2019 закончится.